Самсон Агаджанян - Стон березы [сборник]

— Юра, не смей! — в истерике закричала мать.

— А как прикажете мне вас понимать? Вы что, хотите, чтобы я ради карьеры и вашего дурацкого общества отказался от собственного сына, как вы? Не выйдет. Я уже подал заявление в ЗАГС, на днях в колонии у нас будет бракосочетание. Милости прошу, дорогие родители! — круто повернувшись, он направился в свою комнату. Через полчаса, с чемоданом в руках, Юрий подошел к отцу.

— Папа…

— Убирайся! — не глядя на сына, сквозь зубы процедил тот.

Юра подошел к матери.

— Мама…

Она с каменным выражением лица холодно посмотрела на сына. Больше ни слова не говоря, он вышел из дома.

Сдав все дела новому начальнику колонии, майору Усольцеву, Сазонов стал ждать, когда ЗАГС сможет официально зарегистрировать его с Дианой. Через неделю вместе с представителем ЗАГСа он вошел в зону. Сотни осужденных, создав коридор, под аплодисменты проводили их в комнату дежурного по колонии. Для Юрия это было полной неожиданностью. Расписавшись, они вышли, и зона вновь встретила их громом аплодисментов. Башня, разнаряженная под старинный обряд, низко кланяясь, преподнесла им огромный каравай хлеба.

По закону им предоставили три дня. Они пролетели как одно мгновение. Диана проводила его до самого КПП.

— Юра, я люблю тебя, люблю, — прижавшись к нему, сквозь слезы шептала она.

С трудом оторвавшись от нее, он направился к выходу. В дверях оглянулся. Прижав сына к груди, она с тоской смотрела на него. Когда за ним закрылись железные двери, Диана почувствовала головокружение, земля уходила из-под ног. Чьи-то крепкие руки подхватили ее. Это была Зина.

Сазонов зашел к Усольцеву. Тот, ухмыляясь, предложил:

— Хочешь, еще на сутки продлю свидание?

— Спасибо. Что положено по закону, я взял. Я к тебе по другому делу. Следующее свидание мне положено через полгода. Так вот, если ты будешь преследовать мою жену, для тебя это будет конец.

— Это угроза?

— Как хочешь, так и понимай.

Прошло полгода. Сазонов, используя связи бабушки, устроился на работу. В стране произошли резкие перемены. Генсеком стал Андропов. КГБ пытался привести в чувство народ, разгулявшийся за время застойного правления пятикратного героя страны. За считанные дни люди словно подтянулись. У кинотеатров появились чекисты и стали проверять, кому положено смотреть кино, а кому положено находиться на рабочем месте. Стала укрепляться дисциплина, резко поднялась производительность труда. Посадили зятя Брежнева, Чурбанова. Покончил жизнь самоубийством когда-то всемогущий министр внутренних дел Щелоков.

У Сазонова появилась надежда добиться правды по делу Дианы. Два раза он ездил в Москву, пытался пробиться к генеральному прокурору, к новому министру внутренних дел, но так и не пробился. Для них государственные дела были куда важнее, чем частная жизнь отставного подполковника. Они были заняты чисткой своих аппаратов. Одних увольняли, других прямо из кабинетов в наручниках увозили в следственный изолятор. Никому не было дела до него. Даже однокашник его думал только об одном: как бы самому спасти свою шкуру.

Новая метла мела по-новому. Следственные органы МВД вновь стали раскручивать дело по Елисеевскому магазину. Директора приговорили к расстрелу. В ходе расследования прояснилась и подлинная роль в этом деле Дианы…

Как-то вечером Сазонов, сидя с Аленой в кресле, смотрел телевизор. В прихожей раздался звонок. Алена, проворно соскочив с колен отца, побежала открывать дверь. Немного погодя она вернулась, подбежала к отцу,

— Папа, там какая-то женщина с ребенком.

Вздрогнув, он с тревогой посмотрел на дочь и, тут же вскочив, в два прыжка очутился в прихожей. Резко распахнув дверь, он увидел Диану с ребенком на руках. Молнией промелькнула мысль, что она сбежала из колонии. Он хотел подойти к ней, но страх пригвоздил его на месте. Хотел что-нибудь сказать, но лишь шевелил губами.

И, словно читая его мысли, она сквозь слезы тихо проговорила:

— Юра, меня оправдали…

Истекая кровью, физически ощущая дыхание смерти, полковник услышал голос, исходящий из тьмы Вселенной:

— Не мучай себя. Пошли за мной.

В ответ он отрицательно покачал головой и с трудом заставил себя открыть глаза. Приподнявшись, посмотрел на сидевшего рядом солдата. Обхватив голову руками, солдат тихо стонал. По его рукам стекала кровь. Недалеко от них, перевернутая на бок, горела боевая машина. Полковник хотел позван, солдата, но лишь слабо пошевелил губами. Сквозь пелену тумана он с тоской посмотрел на афганские горы. Там, за горами, была его Родина. Он закрыл глаза и вновь услышал тот же голос, исходящий из Вселенной.

— Пошли!

— Нет, — сквозь кроваво запекшиеся губы прохрипел он.

Но невидимая сила оторвала его от земли и кинула в черную бездну Вселенной. Летел он долго. Все сильнее наращивалось его падение. «Я же разобьюсь! — со страхом подумал он. — Пора парашют раскрыть!» Он дернул за кольцо, но парашют не раскрывался. Земля приближалась.

— Не-е-е-т! — разжимая зубы, закричал он и, отталкивая от себя смерть, открыл глаза.

Солдат по-прежнему сидел и, раскачиваясь, стонал. Полковник взглянул на разорванную свою гимнастерку и увидел внутренности. Гимнастерка была залита кровью.

— Кононов! — позвал он.

Но солдат даже не повернулся. Не слышал. Усилием воли разжав зубы, полковник снова прохрипел его фамилию. На этот раз солдат повернулся и на четвереньках приблизился к нему.

— Иголка, нитка есть? — еле слышно спросил полковник.

Солдат молча кивнул головой.

— Мочой смой руки, затолкай вовнутрь и зашей.

Солдат расширенными от ужаса глазами смотрел на полковника.

— Зашей, — вновь прошептал тот.

Солдат отрицательно покачал головой. Полковник понял, что при виде его обнаженных внутренностей солдат оцепенел от страха. Он был из молодых и впервые в жизни видел кровь.

— Кононов, перебинтуй свою голову, а потом делай то, что я тебе сказал, — стараясь придать голосу командирские нотки, скомандовал полковник.

Но он произнес это так тихо, что солдат, не расслышав, наклонился к нему и спросил:

— Товарищ полковник, что вы сказали?

Полковник медленно повторил.

— Я не могу! — отодвигаясь от него, затряс головой солдат.

— Можешь!

Но солдат отрицательно мотал головой. Губы его дрожали, но щекам текли слезы.

— Достань письмо, — указывая глазами на карман, прошептал полковник.

Солдат полез в нагрудный карман мундира полковника и вытащил конверт.

— Читай.

Солдат, словно не понимая, чего от него хочет полковник, продолжал молча смотреть на него. Веки у полковника смыкались. Изо всех сил он сопротивлялся небытию.

— Читай, — прохрипел он.

Солдат стал читать. Закончив, он посмотрел на полковника.

— Теперь ты понял, что я не имею права умирать?

Но солдат продолжал молча смотреть на него. Полковник догадался, что содержание письма не дошло до солдата.

— Прочти еще раз, — прошептали его губы.

Пока тот читал, веки предательски стали закрываться. Темнота приближалась. Свеча становилось все меньше и меньше.

— Пошли! — услышал полковник вновь тот же голос. — Хватит себя мучить!

— Нет, — сквозь зубы проскрипел он и открыл глаза.

Солдат молча смотрел на полковника.

— Дошло до тебя, почему я обязан жить? Двадцать лет я ждал этого признания. Ты слышишь, солдат? Двадцать лет надежды. Я прошу тебя, вырви меня из объятий смерти. Не дай мне умереть! Ты думаешь, мне будет больно? Нет! Сильнее пули есть другая боль! — прошептали его губы, и он вновь провалился в черную бездну Вселенной.

Возле 10 «А» класса остановился юноша. Он взялся за ручку, чтобы открыть дверь, но неожиданно его охватило волнение. Сердце учащенно забилось. «Какие они теперь, ребята? Как меня встретят?» — десятки раз задавал он себе эти вопросы. Он учился в пятом классе, когда отца назначили помощником посла СССР в США. Семья поехала в Америку, и он учился там. Спустя пять лет отца отозвали обратно, и он вновь стал работать в МИД. Семья переехала в свою старую квартиру на Арбате.

Немного успокоившись, юноша открыл дверь. Класс непроизвольно повернулся к нему десятками лиц. Вера Петровна, классный руководитель, остановилась на полуслове и строго посмотрела на вошедшего. Юноша, увидев на себе любопытные взгляды ребят и Веры Петровны, покраснел. В классе стояла необычайная тишина. Первой опомнилась Вера Петровна.

— Русин? Володя? Ты? — неуверенно спросила она.

Он молча кивнул головой. Она подошла ближе и, восхищенно глядя на него, тихо произнесла: